Мы погибнем вчера - Страница 17

– А нас бы увидели, чего бы сказал? – подал голос с печки Захар.

– Так ты мой племянник внучатый с другом. Из Демянска пришли, ага!

– Хитрый ты, дед. А поверили бы?

– А чего бы не поверить, когда до войны племяшка тут со своим сынишкой бывала. Митяй-мукомол за ней гоголем ходил. А сейчас вот начальник полиции местной. Стал им, когда из Красной Армии сбежал. Да и одёжа у вас хоть и странная, но не военная. Чой-то за штаны такие? Не видал ни разу!

И впрямь, тогда вечером перед взрывом они успели переодеться из рабочего камуфляжа в джинсы да свитера.

– Американские штаны, а винтовку-то дед все одно верни!

– Так бери, мне вашего добра не надоть. Только позавтракаете, поди?

Он наплескал им по пол-миски супа.

– Меланья строго наказала вас опять не перекормить.

Они уселись за стол. Дед есть не стал, только глядел на них, горестно облокотившись.

– Молодые, поправитесь. А вот я с вас одежонку то снял, бабка постирала, можете одевать.

Только сейчас парни заметили, что сидят в трусах и футболках за столом.

– А вот ни кресала, ни спичек при вас не было. Что ж вы так? Как же в лесу без костра-то?

– В реке промокли спички. – Буркнул Виталик. Его сильно беспокоило отсутствие оружия.

– Ну, я вам дам зажигалку. Немецкую. Еще с той германской ношу.

– А ты что дед, воевал, что ли? – удивился Захар.

– А как же! – гордо приосанился старик. – Воевал! Унтер-офицер Кирьян Богатырев, отделенный командир четвертого отделения четвертого взвода пятнадцатой роты сто двадцать четвертого пехотного Воронежского полка!

– Небось, и Георгиевский крест имеешь, дед Кирьян? – почему-то не поверил ему Захар.

– Не без этого! Два креста, четвертой и третьей степени имею. Может, и больше было бы, да революция случилась. Первый за разгром батареи австрийской еще в четырнадцатом году под Гнилой Липой, а второй за то, что охотником в тыл ползал и офицера приволок венгерского. Как сейчас помню, как тот полк назывался – Бештерчебаньярский гонведный, прости Господи!

– А после революции куда?

Дед Кирьян спокойно посмотрел на парней:

– А наш полк 'череп и кости' в июле семнадцатого надел и на Румынский фронт отправился. А в ноябре хохлы к своим подались А я в бригаду к Михаилу Гордеевичу и на Дон пробиваться.

– К какому Михаилу Гордеевичу? – недоуменно спросил

– Эх, комсомолята вы неграмотные! К Дроздовскому, какому же еще?

Повисла тишина.

Оказывается, перед парнями сидел бывший белый унтер-офицер.

– Чего комсомольцы? Напугались? Не боись, ни немцам, ни полицаям я вас не сдам.

– Да не комсомольцы мы…

– Не комсомольцы, а в Бога не веруете, я уж заметил, ни разу не перекрестились.

А не сдам я вас, потому что, во-первых, все мы русские и с германцами война, а во-вторых, к нынешней Советской власти у меня боле претензий нет. Хоть она и поганая – все одно, от Бога. После гражданской меня не тронули. Офицером я же отродясь не был, так что отпустили на все четыре стороны. Двинул я в Юзовку, ныне Сталино, устроился там на шахту. Году в двадцать третьем это было. Точно. Мне тогда тридцать пять лет стукнуло. Вот там Нюрку-то я и встретил…

Виталик быстро посчитал, получилось, что деду то сейчас всего-то пятьдесят четыре… И никакой он не дед, спрятался за бородой…

Тем временем, хозяин продолжал:

– А в двадцать восьмом у нас аресты начались. Одного за другим инженеров стали арестовывать, мастеров, рабочих некоторых.

– За что? За то, что в белой армии служили? – спросил Захар.

– Ну, тогда у нас пол-страны за это посадить можно было. Некоторые по два-три раза со стороны на сторону переходили. А, между делом, у зеленых хулиганили.

А в Юзовке из-за чего началось? На угольных шахтах ЧП случались, чуть ли не ежедневно. То оборудование сломается, то обвалы, а уж прогулы так постоянно. А почему? А потому, как большая часть рабочих не имела никакой квалификации. Владели лишь ломом и лопатой в совершенстве. Впрочем, новую технику закупали, только работать на ней было некому. А начальство сверху только 'давай, давай' и лозунги – пролетарский натиск, да пролетарская смекалка… Начальству 'вредительство' и приписали. А кто знает, может и было то вредительство, а может и не было. И меня арестовали. Полгода в Юзовской тюрьме просидел до суда. Потом год дали. И три поражение в правах. Ох, и зол я тогда был. Контрреволюцию мне простили, а вот то, что не сообщил ГПУ о заговоре бывших владельцев, осудили. А я что знал? Ничего, кто-то из своих анонимку написал…

– Каких еще бывших владельцев?

– Я фамилию только одного помню, Колодуб, что ли? Остальных не помню. Но то, что они инженерами работали – это точно. Рабочие на них злы были очень. Они расценки понизили, а нормы выработки подняли. Весной двадцать седьмого. После освобождения мы с Нюркой сюда приехали. Подальше от людей. Я лесником устроился. Он по хозяйству. А в тридцать пятом Советская власть и начала кончаться, Слава, Тебе Боже наш, Слава Тебе!

– Как это кончаться??? – у Захара и Виталика аж челюсти отпали.

– А вот так и начала, когда товарищ Сталин к стенке поставил бандитов революционных да тех, кто церкви разрушал. Тухачевского, сволочь эту расстрелял, Блюхера туда же. Жидов Троцкого, Каменева да Зиновьева туда же, в штаб к Духонину отправил. Да всякой мрази по мелочи.

– Так вроде же всех брали, и белогвардейцев бывших тоже, кулаков там.

– Лес рубят – щепки летят. Так, кажись, в народе говорят? Товарища Сталина бы в четырнадцатый год, вместо царя-батюшки, так мы ту войну-то не проиграли бы.