Мы погибнем вчера - Страница 6

И только треск костра в ответ…

– Так… Все мужики, выходим, – прервал молчание Леонидыч. – Фантазии фантазиями, а время не ждет. Завтра опять в бой.

Лагерь засуетился, забегал… Кто-то, чертыхаясь, надевал потные, не высохшие носки, кто-то доедал макароны, кто-то, не торопясь, покуривал табачок.

И через пять минут лагерь опустел.

Повисла какая-то тяжелая, но в то же время опустошающая и облегчающая тишина. Тишина, от которой звенит в ушах.

Первым, естественно, не выдержал Ёж.

– Лех, сыграй чего-нибудь?

– Не могу. – Соврал тот в ответ. – Палец чего-то выбил, когда корни рубил.

– Рит, тогда ты?

Рита молча развернулась и ушла в палатку, ровно в какое-то убежище.

– Ну, блин, – ругнулся Ёж. – Марин, может ты?

– Андрюша, – ласково улыбаясь ответила ему Маринка, – я уже сто тысяч лет на гитаре не играла.

Ёж скорчил недовольную физиономию:

– Ну, тогда я буду болеть! – воскликнул он и надуто отвернулся вполоборота к костру.

И в этот момент, южный небосвод озарила вспышка, а через секунду ударил мощный гром. Лешка подпрыгнул на бревне вместе с землей.

– Мля… – только и успел он сказать, как по стволам деревьев, с непередаваемо противным звуком, гулко ударили осколки. Несколько железяк, брошенных тротилом, взбили прошлогоднюю листву совсем-совсем рядом от костра.

Из палатки выскочила Рита:

– Слушайте, прошло-то минут пятнадцать, после того как они ушли.

Ребята стояли и неотрывно вглядывались в темноту, будто что-то могли разглядеть там.

– Чего стоим? Побежали! – Она вытащила за собой медицинскую сумку со всем набором поисковой зеленки да бинтов, дрожащими руками натянула сапоги и бросилась в ночь.

На секунду позже за ней побежали и остальные.

Отбежав несколько метров от костра, Алексей вдруг обнаружил, что побежал босиком. Пока вернулся, пока натягивал сырки и сапоги, ребята уже умчались в темноту.

– Эй! – заорал он вслед. – Вы где?

Но ответом была тишина, тогда он снова помчался в сторону взрыва.

Бежать было тяжело, непросохшая апрельская земля разъезжалась под ногами. Да и кочки то и дело цепляли ноги. Несколько раз он спотыкался, но удерживался, пока не зацепился обо что-то податливо мягкое. И плашмя врезался в глину.

"Твою кочерыжку…" – подумал он, но не успел подняться, как получил сильнейший удар по голове. И потерял сознание.

Глава 2. Первый пошел!

Предательство, предательство,

Предательство, предательство, -

Души не заживающий ожог

Рыдать устал, рыдать устал,

Рыдать устал, рыдать устал,

Рыдать устал над мертвыми рожок

Зовет за тридевять земель

Трубы серебряная трель

И лошади несутся по стерне

На что тебе святая цель,

Когда пробитая шинель

От выстрела дымится на спине?

А. Городницкий. 'Предательство'

Очнулся он уже днем. Лицо нещадно кололо трухлявое серое сено. Голова болела? Нет, голова раскалывалась как спелый арбуз. С трудом Лешка перевернулся на спину. Очки, как ни странно, были на месте, только оправа вся изогнулась. Постепенно размытое серое небо сфокусировалось и превратилось в крышу сарая. С трудом он перевернулся еще раз и встал на четвереньки. И его тут же вырвало остатками вчерашних макарон.

Пересилив себя, он подполз к стенке и, цепляясь за доски, встал. Несколько минут постоял так, а потом выглянул в щель между досок.

И едва опять не потерял сознание.

По двору ходили немцы.

Самые настоящие. В серых мундирах и касках, которые архетипами остались в подсознании, вколоченные советскими фильмами. Сломав забор, засунул задницу во двор полугусеничный бронетранспортер – Шютценпанцерваген. Кажется, так Юрка говорил.

И говорили фашисты на немецком. Чего-то реготали, над чем-то ржали. Двое курили на завалинке около дома.

Леха сполз по стенке, судорожно хлопая себя по карманам в поисках "Примы".

А хренанас! Сигарет не было. И зажигалки тоже. Стырили, суки арийские.

"Вот я приложился башкой-то" – подумал Лешка. – "Зрительно-слуховые галлюцинации в полном объеме. Впрочем, и тактильные тоже"

В этот момент во двор въехал мотоцикл, судя по звуку. Чихнул и развонялся бензиновым угаром. "И обонятельные еще…" – меланхолично добавил он сам себе.

Во дворе завопили чего-то, забегали туда-сюда.

Лешка привстал до щели. И точно, приехал какой-то сухопарый чувак. С витыми погонами, в фуражке с загнутой вверх тульей. Быстро пробежал в дом, махнув лениво открытой ладонью солдатам. Через минуту оттуда выскочил боец и вприпрыжку побежал к сараю.

"А вот и большой белый писец пришел…" – подумал Алексей.

Дверь, невыносимо скрипя, открылась.

– Raus hier, beweg dich! – немец уточнил свои слова, показав направление стволом карабина.

Лешка на всякий случай поднял руки за голову и вышел из сарая. С каждым шагом его колотило все больше и больше. На ступеньках крыльца вообще едва не упал. В сторону повело как пьяного.

Конвоир жестко, но аккуратно схватил его за шкирку, не дав свалиться. Странно, но гансы не обращали никакого внимания на пленного. Хотя в фильмах обычно показывали, что они должны непременно издеваться над пленным и ржать как дебилы последние.

А эти вели себя совершенно не так. Один чистил шомполом ствол карабина, другой чего-то писал, наверно письмо своей фройляйн, третий вообще дрых под телегой. Никто не играл на гармошке и не гонялся за курицами. Впрочем, может быть, они их уже давно сожрали?