Мы погибнем вчера - Страница 75

– Думаем, мужики, думаем…

– Чего тут думать… Надо приказ выполнять! – воскликнул комиссар батальона Рафаевич.

– Оно понятно, товарищ комиссар. Как?

– Как сказано в уставе, товарищ лейтенант. А в уставе сказано, что никаких сложных маневров в ночной атаке оборонительной полосы не допускается. Войска наступают прямо перед собой.

– Я устав хорошо знаю, товарищ батальонный комиссар, – ответил Костяев. Только в нашем случае такая атака приведет к неоправданным потерям и невыполнению боевого задания.

– Войны без потерь не бывает! – воскликнул Рафаевич. – Пора бы это осознать за год. Если бы мы это понимали сразу, то не отступили бы до Москвы.

– Кхм… – кашлянул кто-то. За спиной комиссара разведчик Гырдымов выразительно постучал себе по лбу пальцем.

– Товарищ комиссар, может быть, перейдем к делу? – попытался успокоить Рафаевича Костяев.

– А выполнение приказа – это и есть самое главное дело!

– Это… – пробасил Коган. – Может, мы разведкой вперед пойдем? С партизаном?

– Боец Богатырев уже не партизан. С сегодняшнего дня зачислен бойцом.

Кирьян Васильевич смущенно кашлянул.

А комиссар побагровел:

– Это что такое? Что за бирюльки неуставные? – почти взвизгнул он, разглядев, наконец, на груди Богатырева кресты. – Немедленно снять!

Дед набычился, но снимать кресты не стал.

Комиссар подскочил и потянулся было сорвать 'Георгиев', но дед ударил его по руке и тихо сказал:

– Не тобой дадено, не тебе и снимать!

Побелевший лицом Рафаевич схватился за кобуру:

– Арестовать! Под трибунал! Расстрелять мерзавца!

– Товарищ комиссар… – облапил его Гырдымов. – Успокойся…

Рафаевич бурно задышал, а потом заорал на молоденького связиста:

– Эй, Якшин, быстро соедини меня с полком! Я доложу об этой белогвардейщине! Я не потерплю!

– Есть связь, товарищ батальонный комиссар!

Тот подскочил к аппарату:

– Товарищ полковник на меня совершено нападение белогвардейским выкормышем бойцом Богатыревым! Что? Я требую немедленного ареста!

В ответ полковник сказал что-то такое, от чего комиссар сдулся как воздушный шарик и стал похож посеревшим лицом на серую тряпку.

А потом положил трубку, потоптался растерянно на месте, а потом, надев фуражку, выскочил из блиндажа, крикнув напоследок:

– Я этого так не оставлю!

После небольшой паузы, Гырдымов пробормотал:

– Да, обрел ты врага, дед. И какого.

– Разберемся. Так… Чего ты там говорил, про разведку?

– Значит, мы выходим за час, прочесываем сколько успеваем лес, смотрим – как и чего. Если немцы есть – даем сигнал. Если только дозоры – тихо снимаем. Если нет – идете за нами.

– Согласен. Ровно в одиннадцать выходите. Если до ноля часов – тишина. Мы выходим. Сигнал для выхода – стук саперных лопаток. Без ракет и свистков. Бойцам передать – никаких разговоров, перекуров и бряцаний. Понятно? Свободны. А с комиссаром я поговорю, Кирьян Васильевич.

– Ну, пошли, дед к нам. Сходим сейчас в первую линию. Покажешь на местности – как вы шли… Кстати, комбат, есть идейка…

…– Где, интересно, дед застрял? – размышлял вслух Еж.

– Черт его знает… Давай у взводного спросим?

– Товарищ сержант?

– Ну?

– А куда нашего деда дели?

– Какого деда? Аааа… Ротный сказал, дед с разведчиками чаи гонять остался.

– Ничего себе? – удивился Еж. – Он там чаи, а мы?

– А мы сидим и бамбук курим.

– Мне вот еще интересно, как там Леонидыч. Докладывает, наверное, уже в штабе дивизии, как думаешь, Вини?

– Наверное… Ой, закапало, епметь… – Вини поднял голову. На ночном небе ни звезд, ни месяца.

– Хорошо… Немцы летать не будут.

– Они и так особо не летают. Не видел, что ли?

– Все равно хорошо. О, гитара где-то играет? В землянке вон той. Вини, пойдем, сыграешь что-нибудь! 'Мальчишек зеленых' давай!

– Обалдел, что ли? Какие еще 'Мальчишки зеленые'?

– Ну это… 'Мы жили под бомбами, мы плыли в понтонах, мальчишки зеленые в рубашках зеленых. Мы просто зарыты в земле изувеченной, спасенной земле и придумывать нечего…' Чего, не помнишь, что ли?

– Еж, ты совсем обалдел?

– Не понял…

Вини оглянулся по сторонам, никого вроде близко не было:

– Сейчас нам и этим мальчишкам в атаку идти, я им чего петь буду, как в землю зароют?

– Тогда спой… 'Бьется в тесной печурке огонь'

– Позже. Чего-то потрясывает…

– Заболел, что ли?

– Взвод! Приготовиться! – раздался голос комвзвода Прощина.

Гитара тут же замолчала. Бойцы разбежались по своим местам.

– Тишину соблюдать!

Лежали долго. Минут десять. Но они почему-то показались часом. Вини уже в который раз пожалел, что тогда оставил 'Командирские' часы – подарок отца в палатке. Боже, как давно это было… В другой жизни…

Где-то в дали раздались три удара саперных лопаток друг о друга.

– Вперед!

– А почему лопатками сигнал был? – спросил Еж у Вини после очередной перебежки.

– Не знаю. У взводного спроси! – шепнул Вини в ответ.

Еж подполз к комвзвода:

– Товарищ сержант, а товарищ сержант… – И получил легкий тычок кулаком под каску!

Еж спешно отполз обратно.

Казалось, что темнота вот-вот взорвется огнем.

И темнота взорвалась.

Музыкой.

Где-то в тылу несколько баянов вдруг заиграли 'Катюшу'. А потом грянул нестройный хор.

– Это еще чего? – обернулся Еж.

– Это чтобы враг не догадался… Вперед!

Немцы, вернее датчане, на высотке никак не отреагировали. Только пустили пару ракет в сторону певцов.