Первый бомбы сбросил, стал выходить… Второй через ту же точку…
Когда замыкающий стал выходить – дед пустил длинную очередь в место выхода.
И 'Юнкерс' влетел в эту смертельную струю!
Мотор его задымил и заглох. Немец пошел боком в сторону леса, но выровнялся. Стал планировать, видимо, в сторону своего аэродрома. Но высоты не хватило. Рухнул в лес, зацепившись крылом о высокую сосну.
Остальные шарахнулись в рассыпную.
Дед им погрозил кулаком:
– Тевтоны чертовы! Вы мне еще в ту войну своими тарахтелками кровь попортили. Все мечтал сбить хоть одного.
– Можно дышать-то? – сказал 'лафет'.
– Дыши, – снял пулемет с Колодкина дед. Самолеты же сбросили остаток бомб в поле и пошли, набирая высоту домой. Оказалось, что хваленые немецкие летчики очень не любили когда по ним стреляли и попадали.
Дед уже начал спускаться вниз, как красноармеец заорал:
– Немцы! Немцы идут! С танками!
Из леса и впрямь выходили густой толпой фрицы.
– Мать моя женщина… Сколько же их…
Танки же выруливали как раз с той дороги, куда недавно ушли наши 'тридцатьчетверки'.
– Странно, как же так-то… – прошептал Колодкин.
– Отрезали с флангов. Чего странного-то…Как кура в ощип залезли, иттить… Вниз давай
Прощин уже видел немцев, подбегая к церкви:
– Рота к бою! Все целы?
– Заборского ранило вроде… Витек, ты как?
– Нормалек… Локоть левый…
– Хреново. Кто самолет сбил?
Колодкин показал на деда.
– Ну, Кирьян Василич… – С уважением посмотрел на деда Прощин. – Тебе уже 'Красная Звезда' полагается. Ты этак через неделю боев в генералы выбьешься…
– Ему 'Звезду' выпиши, – показал дед на Колодкина. – Я без него бы не справился.
– А мне-то за что? – удивился тот.
– Значит ты и… ты, Кашин. За ампуломет. Живо. Бабы! Пацана в охапку и в тыл. Пулеметчики, по флангам. Кирьян Василич. Лезь обратно на колокольню. Только за танками следи. Всё.
Бойцы выскочили из церкви и бросились занимать немецкие траншеи.
Немцы рыли качественно, зигзагами. Поэтому бомбежка повредила только часть окопов.
Двадцать четыре бойца заняли свои места.
А фрицы не торопились. Шли спокойно, покуривали. Некоторые даже карабины с плеча не снимали. А на расстоянии метров в двести от холма вообще залегли. Встали и танки, чего-то ожидая.
– Чего это они? – спросил Еж.
– Думают. То ли сразу сдаться, то ли до сорок пятого потерпеть. – пробормотал Вини, выбирая винтовкой из толпы немцев офицера.
– Почему до сорок пятого? – поинтересовался какой-то боец. Кажется, Юдинцев, по фамилии. Ему, как самому крепкому из бойцов, досталось противотанковое ружье. Второй его номер, боец Русских, сидел на дне траншеи, держа наготове патроны.
– Почему, почему… Так… К слову пришлось… – ответил Вини. – Ушастый ты больно, как я погляжу.
– Слух хороший…
За лесом что-то прогрохотало. Пронзительный свист…
…Рита, Марина и Иванко отбежали уже на противоположную сторону холма. И тут Рита подумала, что надо было бы взять оружие с собой. Тот пистолет, который ее спас от Таньки-пулеметчицы ей так и не вернули.
Увидев свежую огромную воронку от авиабомбы, она сказала:
– Марин, посидите пока тут с Ванькой. Я назад сейчас мотнусь, автомат выпрошу…
– Ритуль, может не надо…
– В одну воронку, говорят, снаряд дважды не падает… Я мигом. Ванечка, тебе принести чего-нибудь?
Тот кивнул.
– Чего, Ванюш?
– Хлеба и мяска вкусного…
Ритка потрепала его по белокурой голове. И побежала обратно.
Марина же спустилась с Ваней вниз.
– Страшно, Ванюш? – прижала она его к себе
– Нее… Я привык.
– Как же ты тут жил-то бедненький?
– Хорошо. Меня дяди-немцы кормили и песни пели. И у меня кот был. Он мне тоже песни пел. Его в ножку ранило, дяди-немцы его перевязали. Потом он куда-то делся.
– А мама у тебя где с папой?
– Тятька в прошлом году ушел на войну. А мамка зимой по воду пошла и не вернулась.
– А братишка или сестренка у тебя есть?
– Они тоже ушли куда-то. Тётя, а что такое война?
Риту ударило взрывом в спину так, что она пролетела несколько метров и на несколько секунд потеряла сознание от удара о землю.
Она оглянулась…
Снаряд в одну и ту же воронку два раза не падает? А если весь холм изрыт воронками и ровного места больше нет?
Время замедлилось. С неба падали жирные комья грязи. Девушка встала во весь рост и мертвенно пошла к воронке, не обращая внимания на взрывы.
Мыслей не было. Не было чувств. Ничего не было. Только вонь сгоревшего тола.
'Это я виновата, это я виновата, это я виновата… Ничего не слышу….как в детстве, когда болела и уши закладывало, мама что-то говорит, а ты ее как сквозь вату…'
Сильным ударом кто-то сбил ее с ног и навалился сверху.
– Рита, епметь!.. Вам что сказали… – заорал Вини. Потом стал ее лупить по бледным, помертвевшим щекам.
– Ванька с Маринкой… – смотрела она сквозь него.
– Что? – он бросил злой взгляд в сторону опадающего облака дыма. – Идем!
Он поволок ее по земле за руки. Рита, наконец, встала и, покачиваясь, как пьяная, поплелась за Вини.
– Бегом, млять!
Гаубицы дали всего три залпа. Видимо, у немцев снарядов было не очень много.
Пехота поднялась и снова пошла вперед, пропустив вперед шесть танков.
– Придурки… – сказал Прощин. – Не могли в лесу конца обстрела обождать? Приготовиться…
– Четверки… Фигово… – сказал Юдинцев.
– Ты еще 'Тигров' не видел, – ответил Еж.
Тут в траншею свалился Вини с Риткой.