Мы погибнем вчера - Страница 88

Перевернул страницу блокнотика.

Посмотрел на следующий список.

Сел на ступени и тихо заплакал…

Глава 15. Возвращение.

Я солдат – недоношенный ребёнок войны

Я солдат. Мама залечи мои раны!

Я солдат. Солдат забытой богом страны

Я герой… Скажите мне какого романа?

'Пятница'

Из воронки выползла голубая лягушка. Черт его знает почему, но в новгородских болотах много лягушек голубого цвета.

Она вспрыгнула на снарядный ящик, квакнула, перепрыгнула в лежащую на боку пробитую каску. Посидела там, разглядывая что-то свое.

Подпрыгала к штыку, воткнутому в землю. Потом обнаружила сапог и залезла туда, замерев в ожидании…

– Рота, подъем!

Палатки зашевелились.

Я потянулся в спальнике. Сегодня домой. Надоели эти болота, эта сырость вечная. Даже если солнце светит – все равно все отсыревшее. Такое ощущение, что спишь в невидимой луже. А солнца так и не было все три недели.

– Твою мать! – раздался крик на улице, – как меня эти лягуши достали! Чего они в мои сапоги-то все время лезут!

– Это потому, Еж, что родственную душу чувствуют, – ответил Толик Бессонов. – Ты вчера тоже как лягуша по воронкам скакал.

– Все по воронкам скачут. А лезут ко мне.

– Т-ты же ж-животное. Еж. Вот и лезут.

– Плечо правое болит. Отлежал, что ли?

Я выбрался из палатки и проверил свои сапоги. У меня лягушек не оказалось. Пошел к воронке умываться. Из нее мы брали воду на приготовление еды, гигиену и все такое прочее.

Воронка была чистая. Мы ее еще в прошлом году проверили. Железки звенят, но косточек нет.

Еж все порывался ее проверить еще раз. Не щупом, и не минаком – а отчерпать и покопать. Однако это занятие ему рекомендовали оставить на последний день.

Смешно, болото – а воды нет. Торфяная жижа. А ближайшая большая воронка – в полукилометре. Таскаться туда за водой никому неохота. Поэтому Леонидыч и попросил Ежа оставить эту в покое.

Юрка и Вини сегодня дежурили – готовили завтрак на костре – манка на сухом молоке. Зато с изюмом. И чаек-кофеек.

Настроение у всех подавленное. Оно и понятно. Устали как собаки, а лагерь десантников так и не нашли. Где-то они здесь, на болотах. Тех, кого вывезти не успели, когда подмерзшая почва в апреле превратилась в эту чачу и самолеты уже не могли сесть. А выйти уже не могли – раненые, голодные, обессиленные.

Я попробовал представить себя на их месте. Не получилось. Невозможно это представить.

– Так мужики… Быстро собираемся. Где-то к обеду Степаныч должен подъехать. С ним и Герман Василич подъедет.

– Якшин? – спросил Захар.

– Да.

– Он же, вроде как, под Старой Руссой копал? – удивился Виталя.

– Интересно – сколько он накопал?

Герман Васильевич – личность уникальная. Фронтовик. Связистом был. Закончил где-то под Кёнигсбергом войну. А вот до сих пор в отличной форме. Выезжает на вахту в средине апреля. Возвращается – в конце октября. Он один поднял и похоронил тысячу бойцов. Это не преувеличение. Тысяча. Полк.

Я как-то поработал с ним в паре. Чуть не сдох. Бегает по лесу как лось, практически не останавливается. А если остановился – точно бойца нашел. Потыкаешь щупом – где он показал. Есть. Косточки. Пока подымаешь – он еще одного, а то и двух нашел.

Железный мужик. Сейчас таких не делают. Мы уже не такие.

Перекусили. Оставили девчонкам вымыть наши 'КЛМН' – кружка, ложка, миска, нож. Только у Ежа другой набор – 'ЁКЛМН'.

Стали собирать рюкзаки и палатки. Собрались быстро – за полчаса, не больше. Рюкзаки оттащили к 'дороге' – колее от ГТТ – гусеничного тягача-транспортера, на котором Степаныч, командир местного поискового отряда привез нас сюда. Туда же оттащили мешки с останками бойцов. Четыре мешка. Десять бойцов. Опознать не удалось никого. Ни одного медальона. На одной ложке только выцарапано – 'Андрей'. Ну что ж… Так и похороним. Степаныч добавит на памятнике еще одно имя – 'боец РККА – Андрей' и поправит число 'И – 682 неизвестных бойца'.

Одна из тысяч братских могил.

Потом сели у костра. Перекурить.

– Командир! Может остограмимся? – предложил Захар.

Леонидыч секунду подумал и кивнул. Потом снял с пояса фляжку. Открутил крышку:

– За победу! – глотнул и передал по кругу.

Глотнули и Рита с Маринкой. Юрка только подержал фляжку. Он не пьет. Никогда не пил. Даже шампанского. Еж над ним ржет – 'Тимофеич, помрешь здоровым!'. Юра приводит ему в ответ пример Германа Васильевича. Еж затыкается.

Семененко только понюхал водку:

– За победу!

– Зря, все-таки гитару на базе оставили… Вини, ты зачем гитару не взял?

– Еж, она в этой сырости разложилась бы быстрее, чем твои носки.

– Леха! – это он ко мне обратился – Ну что вы такие скучные?

– Тебе сплясать?

– Пойдем воронку качнем?

Я согласился. Хотя больше хотелось просто сидеть и бездумно смотреть на пляшущий огонь костра.

Но сначала пустили фляжку по второму кругу.

– За поиск! Чтоб удачный был.

– Пойдем?

– Еж, чего ты все кипешишь? – сказал Захар. – Третью сначала примем.

– Третья, мужики!

Мы встали. Молча сделали еще по глотку. Остатки Леонидыч плеснул на землю.

Я закурил и пошел к воронке.

Еж взял ведро. Я каску. Натянули болотники. Встали с краю на колени. И начали черпать воду.

Нагнулся, зачерпнул, разогнулся, выплеснул в сторону. Нагнулся, зачерпнул, разогнулся, выплеснул в сторону. Нагнулся, зачерпнул, разогнулся, выплеснул в сторону…